Были, как сны китов, легкие и совершенно непредсказуемые. Даже для себя. Особенно — для себя.
Познакомились, когда пригоршнями вылавливали из моря упавшие звезды, и раскидывали их сушиться прямо на берегу. На радость чайкам.
Смеясь, крошили прошлогодние воспоминания, чтобы накормить вечно голодных птиц и сберечь звезды. Воспоминаний множество, а звезд считанное количество.
Сушили звезды до прозрачной звонкости, складывали в бумажные пакетики и отсылали неведомым адресатам. Желания должны исполняться.
Были ласковыми, как застенчивый ветер с Сириуса. Одежду носили мятую, сшитую из первых апрельских сумерек. Об обуви частенько забывали. Да и где про нее вспомнишь, когда под ногами безупречная твердость духа.
Пили водицу, настоянную на семидесяти семи ключах. Сияли, как рождественские ели, освещая путь заблудившимся. Негоже быть потерянными.
Были гневливыми и крикливыми. Словно вулканы извергались, не щадя ни себя, ни тех, кто рядом. Зализывали раны, не винились. Открывались себе, друг другу.
Оборачивались неожиданными, непривычными. Звенели костяными браслетами на изумрудных ступенях несбывшегося.
Были лютыми и непримиримыми. Минут пять. А потом раскрытыми, текучими, глубокими. Еще минут пять. Или пять веков. Кто знает.
Время кормили с рук — имбирными пряниками, сахарной ватой облаков и замороженными ягодами надежд — словно голодного уличного кота.
Путались в показаниях, воспоминаниях, реальностях и сновидениях. Обожали китов, прогулки и себя.
Были, и сами себе удивлялись.
